С древних времен космос интересовал людей, в основном, не сам по себе, а в качестве способа решения их земных проблем. За два тысячелетия до того, как СССР и США решили перенести свое противостояние в околоземное пространство, античный философ Лукиан Самосатский придумал с помощью космоса разобраться с коллегами по цеху. Именно ему принадлежат первые в истории описания полетов к звездам.

Особых проблем с тем, чтобы отправиться в космос, герои Лукиана не испытывали. Так, главный герой диалога "Икароменипп, или Заоблачный полет" оказался на Луне, просто прицепив к себе крылья коршуна и орла и научившись пользоваться ими. Там он встретил философа Эмпедокла, которого на говорившую и женским голосом и весьма общительную Луну забросил дым вулкана.

Разнообразными бытовыми подробностями полна "Правдивая история" Лукиана. Оказывается, "богачи на Луне носят одежды из мягкого стекла, у бедняков же платье выткано из меди, которою изобилует их почва", а глаза у лунных жителей "вставные, так что при желании их можно вынуть и спрятать, а в случае надобности опять вставить и смотреть". За время путешествия герои "Правдивой истории" умудряются не только посмотреть, как "нелюди" живут, но и себя показать: в лучших голливудских традициях они участвуют в "звездных войнах", устроенных богами за Венеру. Никаких особых технических изысков для этого не требовалось, ведь первый придуманный человеком космический корабль – это не что иное, как обычное судно, унесенное в космос силой ветра.

Истории, рассказанные Лукианом, вполне могли бы считаться библией современной фантастики, если бы не то обстоятельство, что философ сочинял их, пародируя пустопорожнюю болтовню современников. "Смешное зрелище представляли дела царей, – признается побывавший в "высших сферах" герой Лукиана. – А жизнь частных лиц казалась еще смешнее".

С распространением христианства интерес к космическим путешествиям поугас: небеса отдали на откуп богу, и доброму христианину делать там было совершенно нечего. С наступлением эпохи Возрождения некоторые очень захотели проверить, а не пустое ли место их предки приняли за обиталище господне? Кроме творца новоявленные лукианы очень рассчитывали встретить в заоблачных высотах, как бы мы сейчас сказали, "братьев по разуму". "Я не считаю более столь уж невероятной мысль о том, что не только на Луне, но даже и на Юпитере обитают живые существа, – признавался в начале XVII в. Иоганн Кеплер. – Стоит лишь кому-нибудь выучиться искусству летать, а недостатка в колонистах из нашего человеческого рода не будет".

Не было недостатка и в идеях о способах полета. С практическим воплощением, правда, обстояло хуже. Герой романа английского богослова начала XVII в. Фрэнсиса Годвина обучил лебедей нести грузы, да так, что в нужный момент они унесли его до самой Луны. Населенная гигантами планета оказывается космическим эдемом без пороков, болезней и старости. Надежда найти в заоблачных далях "потерянный рай" не оставляла людей и в последующие столетия. Главное было добраться хотя бы до облаков. "Четыре различных способа назову я, посредством коих полет в небеса был или будет осуществлен, – обещал в середине XVII в. англичанин Джон Уилкинс. – 1. С помощью духов или ангелов. 2. С помощью птиц небесных. 3. С помощью искусственных крыльев, пристегнутых непосредственно к телу. 4. На летающих колесницах".

Примерно в эти же годы выходит книга Сирано де Бержерака "Иной свет, или Государства и империи Луны". Кстати говоря, тоже искрометно сатирическая. Видимо, известное правило, что от великого до смешного один шаг, действительно в обе стороны. Для того, чтобы отправиться на Луну, главный герой книги изобрел машину, исключительно напоминающую современную многоступенчатую ракету-носитель. "Ракеты были расположены в шесть рядов по шести ракет в каждом ряду, и пламя, поглотив один ряд ракет, перебрасывалось на следующий ряд и затем еще на следующий, так что воспламеняющаяся селитра удаляла опасность в то самое время, как усиливала огонь, – писал Сирано. – Материал, наконец, был весь поглощен пламенем, горючий состав иссяк, и когда я стал уже думать только о том, как сложить голову на вершине какой-нибудь горы, я почувствовал, что хотя сам я совсем не двигаюсь, однако, я продолжаю подниматься, а что машина моя со мной расстается, падает на землю".

Не дремали и русские народные умельцы. Перу писателя Василия Левшина принадлежал первый образец отечественной научной фантастики под названием "Новейшее путешествие". Вышла книга в 1784 г., ровно через год после полета воздушного шара братьев Монгольфье – события исключительно важного для науки. Так вот, герой Левшина изобрел свою собственную "летающую машину". Правда, до пророчеств Бержерака ему было существенно дальше, чем до наивных проектов Годвина. "Берет он из орлиных крыл самые большие и надежные; укрепляет края оных самым тем местом, где они отрезаны, к ящику, сделанному из легчайших буковых дощечек, – повествует Левшин. – С каждой стороны ящика расположил он по два крыла, привязав к ним проволоку и приведши оную к рукояти, чтоб можно было управлять четырью противу расположенными двух сторон крылами одною рукою; равномерно и прочих сторон крылья укрепил к особливой рукояти. Вынеся сию машину на открытое место и сев в нее, когда двух сторон крылья опустил с ящиком горизонтально, а двумя других начал махать, поднялся он вдруг на воздух".

Изобретение аэростатов сделало надежду на скорый космический полет массовой. Газеты начала XIX в. пестрели передовицами о "невероятных" открытиях, которые вот-вот откроют новую страницу в истории человечества. А через несколько недель самые респектабельные печатали на последних страницах скромные опровержения. И все-таки именно фанатичная вера в возможности аэростата, пусть впоследствии и потерянная, заставила русского ученого Константина Циолковского долгие годы биться над изучением возможности управляемого полета. И именно ему, главным образом, мир обязан началом космической эры.

Практически потеряв слух к 14-ти годам, Циолковский компенсировал это любовью к чтению. Не имея возможности проводить многие из необходимых ему экспериментов, ученый, тем не менее, свято верил в возможность точного мыслительного расчета. И тут наконец науке на помощь пришли вполне земные вещи. Однажды в одной из отцовских книг юный Циолковский обнаружил чертеж астролябии. Кое-как смастерив ее, он решил проверить точность прибора. Как выяснилось, рассчитанное с помощью астролябии расстояние до каланчи в точности соответствовало действительности. "Я раз и навсегда поверил теоретическому знанию", – пересказывал впоследствии ученый свои детские впечатления.

Не менее важную в истории науки роль сыграли и привычные россиянам долгие бюрократические проволочки. В томительном и безденежном ожидании назначения земским учителем Циолковский нарисовал "веретенообразную башню, висящую без опоры над планетой и не падающую благодаря центробежной силе" – прообраз искусственного спутника Земли.

Разработки Циолковского и, главным образом, теория реактивного движения, легли в основу отечественной космонавтики. 12 апреля 1961 г., чуть больше чем через сто лет после рождения ученого, состоялся первый полет человека в космос – лучшая, пусть и посмертная, награда Циолковскому.